![]() ![]() ![]() ![]() ![]()
|
||||||||||||||||||||||||||||||||
Точно так. А про бабушку Наташу поподробнее!
Вон как все переплетается! Шурика Немого хорошо помню. Он провожал нас
со Славкой в армию в Железногорске. И все почему-то грозил мне кулаком,
когда я уже сел в автобус с другими призывниками.
РЫБАЛКА - часто по нашей речке мы ходили ловить рыбу. Ловили плетушкой – корзиной, сплетеной из прутьев. Один ставил плетушку у берега, другой, замутив воду возле нее, отходил метров на 10-15 и, быстро шурудя в воде «болтом» - деревянной толстой длинной палкой с доской на конце, гнал рыбу в корзину. Быстро выхватив плетушку мы вылавливали пескарей, иногда вьюнов, если повезет, то и красноперок, а то и щук. Ребята постарше ловили рыбу «саком». Сак – плетенная сеть с «карной», надетая на согнутую палку и привязанная к длинному шесту с ответвлением, «вилами». Саком можно было перегородить почти всю речку, залесть в глубокие омуты и наловить значительно больше рыбы, но нам хватало и своей. Заранее договаривались, кто и сколько принесет яиц, кто – сала, кто сковородку или противень, кто спички и папиросы, мы потом, где нибудь за Кубанью, или на выгоне, или в Круче, разводили костер, жарили пойманную рыбу на сале, залитую яйцами. Я до сир пор помню запах того дыма, вкус той рыбы (вряд ли я сейчас бы стал ее есть), романтику костра, когда, просидев до темна, в кругу друзей, наевшись той рыбой, а точнее яишницей с салом, откинувшись на траву, выкурить отцовский «Север» или «Прибой» (а если кто-то принесет еще и высший шик – «Беломор»), разговаривать о бесконечности космоса, даже о школе, мечтать о будущем, глядя в темное небо, искоса поглядывая на притихших девчонок, чувствовать себя беззаботным и счасливым… Мать встрев на пороге: «Где шлялся?, Где тебя черти носят? Утки не пришли с речки. Опять курил?» «Что ты, ма! От костра пахнет! Я сейчас пригоню уток!» - и бежишь быстрее к речке за проклятыми утками, лишь бы мать не начала вникать, чем же все-таки пахнет от меня: костром или папиросами.
ПРОВОДЫ - смутные воспоминания, лето, дождь! Мы всей семьей идем за телегой, которую еле тянет лохматая лошаденка. На телеге мешки и чемоданы (старинные, добротные с блестящими замками и уголками). Я иду босиком, ноги вязнут в грязи и разъезжаются. Рядом мать, мои тети Зоя и Женя, бабушка Шура и подруга тети Зои – Верка Делягина. Отец, держа вожжи, идет рядом с телегой. На нем картуз, брюки заправлены в носки, на ногах парусиновые тапочки. Он тоже промок и его тапочки тонут в грязи. Я устал и начинаю хныкать. Мне разрешают залезть на телегу. Тети Зоя и Женя ругаются, что я грязными ногами испачкаю вещи. Мы едем мимо Масловки, вдоль посадки, в Линец. Отсюда ходят автобусы в Курск. Вещи разгружают на остановке. Все остаются ждать автобус. Отец и бабушка поедут провожать тетю Зою в Курск, а мы с тетей Женей и Веркой возвращаемся домой. Веерку тоже мне надо звать тетей, но я упорно забываю об этом. Домой лошадке бежит веселее, дождь закончился, выглянуло солнышко. Веерка пристает ко мне, чтобы я называл ее тетей, грозит скинуть меня с телеги и оставить в поле. Настроение у меня скверное. Да и вся поездка, несмотря на ожидание, оказалась неудачной. Я молчу, коплю злость. Телега останавливается возле Пипина, я спрыгиваю, до дому дойти - только речку перейти. Обернувшись, кричу Верке: «Никакая ты не тетя! Ты – Верка! И лошадь твоя грязная!» и еще что-то, вымещая на ней свое раздражение. А событие то было знаменательным.: по призыву партии комсомольцы ехали осваивать целину и в тот день мы провожали в Казахстан мою тетю Зою. Ей и ее подруге Верке было семнадцать, они только что окончили Рышковскую школу. Тете Жени еще 15. Она тоже уедет в Казахстан. на целину, только попозже. А мне еще только 6 лет. И у всех у нас впереди вся жизнь!
МУЗЫКА В СЛОВАХ. Теперь встречая давно забытое слово, я снова вспоминаю свою деревню, свое детство. И проникаюсь доверием к сказавшему это старинное слово. Мое слово. Я слышу милую музыку в этих словах. Она поет, отзывается в моей душе! Вот по сельской улице несутся сани-козыри, на свадьбах наряженные коврами. На лошади кожаная упряжь, дуга с бубенцами. Народу в козырях больше, чем надо, сани заносит и они опрокидываются: все летят в снег!. Вот отец на телеге-бестарке, крашенной в зеленый цвет возит от скирды хоботье на зиму какой-никакой корм, да и постелить коровам и овцам будет что. Складываем в амбар под самый перемет. Поветь у амбара выступает далеко, там живут вездесущие воробьи, а под стрехой – даже и голуби. Вот мать сажает хлеб в печь. Соломой делает его засветку. Убирает с загнетки чугунки, сует в подпол ямки и чапельник. Садится прясть. Пряха с фигурными набалдашниками весело начинает гудеть, ее деревянные спицы сливаются в прозрачный круг, скалка начинает наматывать нить, а мать все дергает шерсть с гребня, она свивается и несется к скалке, погонялка то поднимается, то опускается раскручивая колесо. А вот мать убирается по хозяйству. В ночвах месит свиньям, режет резку коровам, стелит полову свиньям, приносит из чулана муки, плетушкой носит корм овцам. Я тащу севалку с мукой в чулан. Приношу старым решетом зерна курам. Потом таскаю дубылья от подсолнухов к плетню. Вечером ищу на выгоне не пришедшую домой корову, хожу и в Кручу, и на Кубань. И по Бутежу, а она обязательно находится у разрытого бурта бураков и картошки, или в стоге сена. Вот старенький наш дом, обмазанный глиной и побеленный побелкой, с крашенными наличниками. Огромный камень-валун у загвалинки. Надетые вверх дном кувшины сушатся на ограде. В доме в матицу ввинчен мощный крюк, на нем висит деревянная, резная, с дугой, люлька сестренки. Людька висит на пружине, а потому может раскачиваться не только из стороны в сторону, но и вверх-вниз. Я закручиваю ее в одну сторону, стропы скручиваются в пружину, люлька поднимается. Сестренка орет, я отпускаю люльку, она дико раскручивается, сестренка от страха замолкает. Вот отец толчет в ступе табак. Едкий запах лезет в нос. Потом он точит тяпку и мы идем полоть бураки. На грядках рядом огромные гарбузы. Мать стучит пральником на речке, стирка. А вот мы с ребятами играем в прятки в конопях, рвем и едим калачики или идем к цигельне покурить, пожечь костер, испечь картошки. Собираем за студентами колхозную картошку, чтобы сдать ее потом приезжим торговцам из Ростова. Они привозят кавуны для продажи и скупают картошку. Утащив из гнезда пару яиц, мы бежим в магазин, где на них можно было купить конфеты-подушечки или пряники-толкачики. С неохотой забегаешь домой пообедать: кружкой молока или тарелкой топленки и опять на улицу. Вот бригада мочит конопи. Женщины ловко вяжут снопы перевяслом и укладывают их дамбами в пруд.. Потом их будут доставать и расставлять рядами по берегу, как будто сказочный город, в котором мы играем в прятки и в войну. Здесь мы устраиваем свои дома. Вот сосед перекрывает крышу. Лошадью, а чаще своими ногами, женщины, подоткнув юбки, месят глину. Не передать удовольствия залезть туда. Ощутить олод остроту мокрой глины. Рядом яма с глиняным раствором. Снопы соломы окунают в глину и подают журавлем на крышу, где их ровными рядами укладывают на латы. Я таскаю по два снопа от ямы к журавлю. Потом будет праздник по случаю окончания работы. Столы накроют прямо в саду, к вечеру станет надрываться гармошка и бабы будет петь песни. Так бывало и когда выкопают картошку, и когда зарежут кабанчика, по церковным праздникам меньше. Отжили старые праздники и старые вещи, умерли старые слова, отжили старые обычаи и обряды, медленно умирает старая деревня. Нарождается новая – с названием без музыки – агропромышленный комплекс. Пришли новые слова: дистрибьютер и менеджер, акционер и миллиордер – возможно, что музыку в этих словах услышат другие люди, что только родятся. «…Только рябина над общей судьбою К осени солнышком красным взойдет, Дождик оплачет, Речка обмоет, Белая вьюга в ночи отпоет…. Только бы облачку белому мчаться, Лишь бы родной стороне не кончаться!...» В. КОСТРОВ «ЗОВ» ...еще сидели на лавочках перед домами старики-ветераны. Кто-то из них были моими учителями:Данилов, Сопов, Локтионов, Кто-то был моим соседом: Лексаныч, Шилин, Тимошка, Евланов, Крупинин, Сергей Осипович, Петро Михайлович и другие. Я дружил с одними, избегал других, даже не задумывался, что они фронтовики, герои. Нет, я знал, что они воевали. Но в то время почти все воевали и хвастаться этим было не в правилах. С Тимошкой я часто играл в карты, Евланов таскал мне по куску сала за стакан самогонки: мы оба воровали – он у своей жены сало, а я у матери закопанную в сарае самогонку.. Я ни разу ни у кого тогда не спросил, а как они воевали, как им удалось выжить на той страшной войне, что они пережили, что видели? Почему я их не спросил? Да и они не любили вспоминать. Один за одним старики дружно поумирали, так же дружно, как ко гда-то дружно ходили в атаку.Почему я не спросил их? Потом, через много лет, когда мне захотелось спросить и я начал разыскивать выживших ветеранов, они, полуослепшие и полуглухие, полуживые ветераны, охотно стали рассказывать о своей жизни и о той войне, они как будто торопились рассказать то, что еще помнили, понимали, что скоро они все вымрут и унесут с собой и свою память, и свои переживания, и свою боль, и свои радость.Почему я не спросил их тогда, когда они были еще молоды и жизнерадостны?
Навеяно А.Макаревичем: В ИЮЛЬ КАТИЛОСЬ ЛЕТО… Жара, июль, деревня… Я, набегавшись и наигравшись, блаженно вытягиваюсь на старенькой раскладушке у себя в дворе под раскидистым тополем. Налетающий ветерок студит бока, шевелит листья тополя надо мной и иногда сквозь них на меня падает полосками солнце, слепит глаза, греет бока. Я закрываю глаза то ли от солнца, то ли от усталости. Еще недавно мир был наполнен тишиной, а закрыл глаза и слышу говор петуха,нашедшего зернышко и созывающего к себе всех кур, шелест листьев тополя, иногда переходящий в ропот и гул. Где-то вдали слышен трактор, а вот чего-то испугавшись загоготали гуси в нашем пруду. Тяжело заворочалась свинья в закутке сарая. Прибежали утки с пруда, пощелоктав остатки зерна в корыте, вновь убежали к пруду, чтоб через полчаса вернуться вновь. Я их не вижу, но представляю, как они бегут, смешно переваливаясь с боку на бок. Вот кто-то прошел мимо дома, слышен разговор, я пытаюсь вслушаться, но неохота. Сколько же в мире звуков нас окружают! А мы часто их и не слышим. По моему лицу бродит лучик солнца. Он греет щеки, слепит глаза и не дает их открыть. Лицо само расплывается в улыбке. Глаза только сильнее зажмуриваются. Тепло, хорошо, тихо…Покой и блаженство растекаются по всему телу…. Тогда я не знал еще, что это и есть счастье, когда ничего человеку не надо, кроме солнышка и тишины. солнечное тепло на щеках, изредка охлаждающий ветерок по лицу, лежишь и не хочется вставать. Хорошо! Лето! Благодать! Хорошо, когда лето! И когда тебе всего 13 лет! Голос матери: «Опять лежишь! А ну сбегай, принеси воды!» Но ведь лето на этом не кончилось! ...Пройдут годы. Еще далеко впереди меня будут поджидать армия и войны, революции и перевороты, победы и поражения. Будет и солнце, и будет июль, но не будет Счастья. Уже никогда не будет той раскладушки, и того тополя, того солнца и той тишины, не будет ощущение блаженства. Мы не замечаем своего счастья, когда оно с нами, узнаем, что были счастливы потом, в августах. А так хотелось, чтобы оно было всегда! Чтобы всегда был июль! Завел музыкальную тему. "Снежинки" http://www.youtube.com/watch?v=RgcxPchAAoU Аня Коростелева из Украины Песня "Я служу России". Любовь Успенская Песни малой Родины ЖЕЛЕЗНОГОРСК Взрывы на МГОК, Самая лучшая современная песня о прошлой войне! Автор музыки и текста - Игорь Растеряев.
Ирина Дьякова (Коростелева) Скажите мне: - куда уходят годы?
© Copyright: Сергей Грачёв 3, 2011 Мне снился сон...Где я и Бог 20:02 Как-то вечером мудрый Рассудок Вчера Ирина Дьякова (Коростелева) 00:11
душу. 22:27 Не торопитесь ставить в жизни точку, 22:30 Говорят, от судьбы не уйдёшь. 22:39 Пусть мир для тебя улыбается, Пусть звезды обнимут тебя, Пусть крылья в душе расправляются, Пусть радость не знает конца. Так хочется, чтобы сомнения Растаяли, смылись с души, Так хочется, чтобы волнения Цвели на душе от любви. Чтоб не было памяти брошенной, Забытых до боли друзей, Чтоб не было в доме не прошенных, Не верных и подлых людей. Пусть будут минуты секундами, Пусть сердце цветет от любви, Ночами манящими , лунными Звезда не погаснет в пути 23:03 СЛАВА БОГУ ЗА ВСЁ! 23:26 На грани срыва доходя до ручки, Сегодня Ирина Дьякова (Коростелева) 00:44 Пусть не всегда в глазах её улыбка. Догорают в камине дрова И свеча на столе догорает, На устах замолкают слова, День окончен и ночь наступает. Стихло всё, тишина и покой, Всё вокруг начинает дремать. Прожит день со своей суетой, Ночь пришла и пора отдыхать. День по-разному прожит для всех. Кто-то мочит подушку слезами, Кто-то празднует крупный успех Или встречу, что ждали годами. Для кого-то закончился день В ожиданье, надежде и вере, Для кого-то смертельная тень Обернулась ужасной потерей. Кто-то сладко уснул и спокойно, А кому-то совсем не до сна, Из-за дум в голове беспокойных Глаз не сможет сомкнуть до утра. Кто-то корчится в болях в больнице, Чья-то мать на коленях стоит, Продолжая и ночью молиться За детей драгоценных своих. Где-то вдруг тишину нарушая, Первый раз закричал человек, Криком этим свой путь начиная, Жизнь свою добавляя в наш век. Кто-то в день этот что-то утратил, Ну, а кто-то напротив нашёл. Кто-то силы впустую потратил, Для кого-то день славно прошёл. Этот день никогда не вернётся, И прожит он вот так, как прожит, Хорошо, если нам удаётся Каждым днём на земле дорожить. Чтоб сегодня с тобой не случилось, Как бы ты этот день не прожил, Ты надейся на Божию милость, Он тебе этот день подарил. ответить 23:37 Приходи на меня посмотреть. 23:52 Товары разносил в одном квартале Оплачено стаканом молока”... Любовь Господня вовсе не исчезла! Она живет в сердцах Его детей! B сосудах этих пусть ей будет тесно – И станет мир тогда чуть-чуть теплей!!!!.. 30 янв Ирина Дьякова (Коростелева) 23:54 Жил был на 14:23 Что такое добро? вернется!
Пролетели годы быстро что-то Т.Лаврова 14:44 Свобода ценится в неволе, Ах, эта зебра… Необузданная жизнь… 17:15 Как в этой жизни преуспеть? 31 янв Ирина Дьякова (Коростелева) 17:19 МОЙ МИР ДУШЕВНОГО ТЕПЛА» ... Вы говорите, я – «наивна»?!. Хорошо... Быть в зрелом возрасте «ребёнком» – это странно?!. Зато не нужно мне ни в чём... кривить душой!!! Себе не нужно изменять... Быть популярной... Ведь не стремлюсь я «героиней» стать «для всех»!!! Быть не хочу в плену «всеобщего признанья»!!! Не интересны мне ни «слава», ни «успех»... Мне б только капельку... душевного вниманья... ... Мой Мир – нехитрый!!! Из обыденных вещей, Непритязательных идей, простых сюжетов... Но чувства сотканы... из Солнечных Лучей!!! Из Вечных Истин и Мечтательного Света!!! Мой Мир немыслим без Душевного Тепла!!! Он очень добрый!!! И наивно-романтичный... И... столь не важно то, что жизнь моя была Порой тяжёлой, беспросветной и трагичной... ... Но упрекать меня нет смысла в тех «грехах»... С пренебрежением не стоит относиться... Ведь «ум наивный» – лишь «особый склад ума»... Он ни «хороший»... Ни «плохой»... Зачем же злиться?! Мой Мир Стихов – как Светлый Праздник для Души!!! Такой же искренней... Чувствительной... Ранимой... И вас никто не заставляет... так же жить!!! Коль непонятно что-то в нём... Необъяснимо... ... Он никого не потеснит... Не отстранит... На роль «кумира» он совсем не претендует... Так попытайтесь в нём увидеть... позитив!!! И красоту «Земного Рая»!!! Неземную... Елена Буторина
Цикл коротких рассказов о моем деревенском детстве… ПЕСНИ НАШЕГО ДОМА Я сам почти никогда не пел песен – нет ни слуха, ни голоса. Уроки пения в школе были для меня пыткой. Особенно, когда учительница заставляла петь «Эту песню не задушишь, не убъешь», я готов был убить, и не только песню. Да на армейских сугубо мужских вечеринках, я еще мог прокричать «Поручика Голицына» вместе с другими где-то к концу спиртного. Но я всегда люблю слушать, как поют другие. Особенно если поют хорошо. Даже записывал на магнитофон, на видеомагнитофон некоторые песни. Мой дом запомнился мне и песнями. В разное время в нем звучали разные песни.. Из далекого детства помню, как в бабушкином доме пела тетя Женя, дочь бабушки: «Вот кто-то с горочки спустился, Наверно, милый мой идет. На нем защитна гимнастерка, Она с ума меня сведет. На нем погоны золотые..» В доме был хороший патефон, куча огромных пластинок, коробки с иголками.. Я помню, как напрягалась и застывала бабушка Александра Павловна, когда из патефона доносилось: «Бьется в тесной печурке огонь На поленьях смола, как слеза…» Или «Жди меня и я вернусь, Только очень жди…» Но больше всего я помню отцовских песен. Авенир никогда не пел трезвым, да и не умел он петь, но выпив, он пел всегда. «Там в саду при долине, Где громко пел соловей, А я мальчик на чужбине…» «Будь проклята, ты, Колыма, Что названа чудной планетой, Сойдешь
поневоле туда «Живет моя отрада В
высоком терему Нет хода никому..» «Когда б имел златые горы И реки, полные вина, Все отдал бы за глазки-взоры…» «По приютам я с детства скитался, Не имея родного угла. Ах, зачем я на свет появился, Ах, зачем меня мать родила…» «По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах. Бродяга судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах..» «Разлука, ты, разлука, Чужая сторона,,» «Стаканчики граненные упали со стола, Упали и разбилися, как разбилась жизнь моя…» «На окраине, где-то в городе..» «Есть по Чуйскому тракту дорога, Много ездит по ней шоферов, Но один был отчаянный самый, Звали Колька его Снегирев..» «Ой полным-полна коробочка, Есть и ситцы и парча..» «Валенки-валенки, Да не подшиты, стареньки..» «Каким ты был. Таким ты и остался…» «Пусть хлещет дождь окопы заливая, На всей земле сухого места нет. Когда приходит почта полевая, Солдат теплом далеким обогрет…» «Летят перелетные птицы В
осенней дали голубой А я не хочу улетать..» Мать Валентина Ивановна пела редко, только за столом в женской кампании: «Огней так много золотых На улицах Саратова…» «Шумел
камыш, деревья гнулись Одна возлюбленная пара, Всю ночь гуляла до утра…» «Сирень-черемуха…» Тесть Александр Васильевич петь умел, пел хорошо, приятно: «Когда весна придет, не знаю, Сойдут снега, пройдут дожди..» Теща Клавдия Ивановна любила песню: «По Муромской дорожке, Стояли три сосны, Прощался со мной миленький До будущей весны…» Сейчас уже не поет, а в молодости много и охотно пела моя жена Тамара Александровна: «Виновата ли я, виновата ли я, что люблю…» «В окне Наташка мечется, как дерзкая разведчица…» На знакомой скамье Мы с тобой не встречаем рассветов, Только сердцем своим Я тебя постоянно зову…» «Эти глаза напротив, Калейдоскоп огней..» «За одни глаза тебя б сожгли на площади…» «Подмосковные вечера» «Московские окна» «Тополя, тополя, вы шумите листвой…» Брат Николай часто поет: «По полю танки грохотали, Танкисты шли в последний бой…» Он танкист. А мой старший сын Александр - артиллерист и любит: «Артиллеристы! Сталин дал приказ, Артиллеристы! Зовет отчизна нас. Под грохот тысяч батарей, За слезы наших матерей…» И я люблю эти песни, с удовольствием слушаю их, а если один, то и подпеваю: «Каким ты был…» «Коробейники» «Летят перелетные птицы,,,» «Почта полевая» «Златые горы» «Валенки» К ним время прибавило новые песни, песни моего дома: «День Победы» «Пусть дни проходят, Летит за годом год…» «Возвращайся, я без тебя столько дней, Возвращайся, трудно мне без любви твоей,,» «Осенние листья шумят и шумят в саду..» «Мой финиш – горизонт, А лента – край земли…» «А я все ждал, надеялся и верил, Что зазвонят опять колокола, И ты войдешь в распахнутые двери..» «Родительский дом – начало начал…» «Улица, улица, улица родная…» «Снится мне деревня…» «Миленький ты мой, возьми меня с собой..» «…Осенние листья шумят и шумят в саду..» И, конечно, «Прощание славянки» Вот вспомнил несколько песен, часто звучавших в нашем доме из патефона, радиолы, катушечного, а потом кассетного магнитофона, теперь уже с дисков. Разные поколения, разные семьи, разные песни. Но хорошо заметно, что многие песни поют все , они переходят из поколения в поколение и звучат во всех наших домах.
Цикл коротких рассказов о моем деревенском детстве… БЛЮДА НАШЕГО ДОМА Я не люблю ходить в гости и бывать у кого-то дома. Я люблю принимать гостей у себя. Но если мне приходилось бывать в других домах и меня угощали, я запоминал поразившие меня и понравившиеся мне блюда, хотя дома редко старался их повторить. Так и сложилось, что чей-то гостеприимный дом запомнился по одному или нескольким блюдам. Некоторые из них продолжают готовить и сейчас, другие канули в прошлое. В деревенских домах сами мололи муку и пекли свой хлеб, лепешки, блины, оладьи, коржики. У всех были свои огороды и значит, своя картошка, огурцы, помидоры, свекла, лук, чеснок, укроп, кукуруза, горох, подсолнечник. Гарбузы, так у нас называли тыкву, а арбузы называли «кавунами») и многое другое. Почти все держали коров, овец, свиней, кур, уток, гусей.То есть и масло и молоко, творог и сметана были своими, мясо и сало, яйца. А некоторые еще держали и свои пасеки., у многих были свои сады и соответственно имели и свои соки, и компоты. Ну и естественно, что многие гнали свой самогон. В доме Акулины Ворониной, моей бабки, не имевшей своего хозяйства из-за старости и болезней я ел Тюрю – нарезанные хлеб, лук с водой и солью, чуть заправленные подсолнечным маслом. Борщ из крапивы. Этими блюдами мне и запомнился ее домик. В доме Авенира и Валентины Коростелевых, моих родителей, у меня в памяти остались: Картошка вареная со сметаной Картока пюре с чесноком Кулеш – жидкая каша (обычно, пшенная) с кусками мяса Манная каша Пескари жаренные с салом и яйцами – это мое блюда, сам ловил, сам готовил. Домашняя колбаса с чесноком Капуста квашенная (полу-качанами) с яблоками Коржики и кулики в виде всяких фигур – с молоком необычайно вкусно. Жаренная на сале кровь забитого кабана Именно эти блюда вспоминаются мне прежде всего, когда я вспоминаю свой дом. В доме Александра и Клавдии Глухих, моих тестя и тещи, я едал: Рулет мясной – подчеревок, свернутый в рулет с мясом, салом, специями и чесноком. Мясо и сало,засоленные в банках. Картошка тушеная с молоком Окрошка с квасом и мясом (а не колбасой) Сыр с чесноком мелко нарезанный Вареный желудок, набитый субпродуктами, специями, чесноком и завернутый в рулет. Жареный кролик. В моем доме Тамара часто готовит: Картошка, запеченная с яйцами в духовке или еще с прослойкой мясного фарша. Самогон с присадками, доведенный до вкуса коньяка. Это в эпоху борьбы с пьянством и алкоголизмом. Соленые опята. если их потом заправить маслом и мелконарезанным чесноком. Борщ со щавелем, особенно если в него набросать побольше вареных яиц. Шашлыки из куриных окорочков. (это уже от бедности.) Аджика острая Разные холодцы – из куриных желудков, из говядины и свинины, из птицы, целиком или пропущенные через мясорубку. В доме Николая и Людмилы Коростелевых, семьи моего брата: Куры копченые Кекс «черепаха» - у них есть специальная форма. Котлеты Николаевские – чеснок в котлетах чувствуется, если добавить несколько зубчиков, а если бросить в фарш несколько головок чеснока, то он почти не заметен, только особый аромат. Яишница с помидорами Мясные шашлыки Особенностью
всех этих и многих других блюд является то, что готовит их сам Николай. Одни и
те же блюда, приготовленные мужчиной и женщиной, всегда сильно отличаются.
Цикл коротких рассказов о моем деревенском детстве… КЛУБ В селе всегда был клуб. Это было маленькое здание с деревянным крыльцом возле магазина. Одну половину занимал клуб, вторую – контора колхоза. Сейчас, когда я смотрю на покосившийся сарайчик, бывший клубом, я удивляюсь как мог он вмещать в себя так много. А тогда он нам казался огромным дворцом. Основная наша радость – это когда в село привозили кино. Стоимость билета была 20 копеек, а детского – 5 копеек. У нас не было и пяти копеек, поэтому мы старались попасть помогая киномеханику разгружать аппаратуру и банки с пленкой, вешать от руки написанные афиши, занавешивать окна старыми грязными одеялами (детский сеанс шел днем), крутить ручку аппарата вовремя демонстрации фильма, вешать пыльный экран. Или бежали воровать дома яйца и сдавать их в магазин, деньги за них давали неохотно, «купи лучше чего-нибудь», но ради такого случая давали. И вот сидишь на деревянных лавках и, как завороженный, смотришь сказочную диковинную жизнь, переживаешь за киношных героев, мечтаешь сам стать таким смелым, сильным, честным. После кино в клубе начинались танцы. И хотя вход был бесплатным, нас оттуда выгоняли старшие ребята Потом построили кирпичный огромный клуб, типовой, назывался «Спутник». Огромный зал, сцена, отдельно библиотека, кинобудка. К репертуару прибалась художественная самодеятельность, но танцевали уже под радиолу. Пластинки приносили свои. Клубные быстро становились заезженными. Иногда собиралась шумная кампания, брали грузовую машину, грузились на кузов и ехали в Линец или Рышково на танцы в ихний клуб. Как правило, это всегда заканчивалось массовой дракой с местной молодежью. Впрочем, они иногда тоже приезжали к нам с той же целью и такими же результатами. Съездив один раз в Рышково и один раз в Линец, и «натанцевавшись» там до сыта, я больше не ездил. Здесь же в клубе я и познакомился с нашей библиотекаршей Тамарой, с которой вот уже не расстаюсь почти 40 лет. А любовь к кино я пронес через всю жизнь. Приезжая потом в Железногорск, я старался сходить в «Октябрь» в кино, или потом бывая в отпуске в Михайловке, обязательно ходил в кино. Куда бы не забрасывала меня судьба, везде хотя бы раз, но ходил в кино. Меня завораживают кинозалы, тяжесть портьер и опрокинутые сиденья стульев, шорох тяжелого занавеса, медленно гаснущие люстры, киножурналы (будь то «Фитиль» или нелюбимые «Новости дня», как правило устаревшие), мерцание широких лучей из кинобудки к экрану над моей головой, бабушки-билетерши, зрители, пробирающиеся вдоль ряда и непередаваемое предвкушение сказки, предвкушение чужой, но красивой, жизни.
Цикл коротких рассказов о моем деревенском детстве… ЛЮЛЯ. Оттепель. Расчистился лед на реке. На перемене мы, обхватив друг друга за плечи, бегаем по льду туда-обратно, стараясь прогнуть лед. Он сначала грозно трещит, покрывается белыми змейками трещин, фантастическими рисунками. У нас это называлось «гнуть люлю».. Мы бегаем и бегаем. Лед прогибается все сильнее и сильнее, прогнувшись под нами, он горой вздымается перед нами, чтобы через секунду прогнуться под нашим весом. А мы бежим, как будто катим волну перед собой. До тех пор пока вода не станет заливать лед при прогибании. Заканчивалось это всегда одинаково. Либо звонок собирал нас, либо кто-то проваливался и его выхватывала команда. Иногда вся команда дружно проваливалась под «люлю».Тогда нас спасали зрители – пацаны помоложе, которых мы не брали в свою команду. Речка неглубокая, но вылезти удавалось не сразу, лед под тяжестью ломался. Иногда уже выполз на лед, но тут кто-то еще вылезает и лед не выдерживает двоих, мы начинаем все сначала. О том как это опасно никто из нас тогда не думал..
Цикл коротких рассказов о моем деревенском детстве… ДОРОГА В ШКОЛУ. В школу мы ходили, как правило, ватагой, заходя друг за другом. Мы идем не по дороге, а по горкам, стараясь каждую «раскатать» и скатываемся по раскатанным горкам на валенках, портфелях. Речка катится меж крутых высоких обрывистых берегов, круч. И мы часто проверяли свою смелость, прыгая с высокого обрыва вниз к реке в снег. Особенно с обрыва возле Крупининых. Можно было сломать себе шею или ногу, но в присутствии наших девчонок Раяны, Шуры Антоновой, Валентины Жирновой – это было не страшно. Любили ходить по льду речки, катаясь с разбегу на чистых участках льда. Я любил смотреть на чистый лед, на его причудливые узоры, текущую воду под ним. В этом была какая-то тайна и загадочный мир.. Не всегда дорога заканчивалась успешно. Иногда кто-то проваливался и черпал воду валенком. Если кто-то не хотел идти в школу, то тоже черпал валенками воду и возвращался домой. Правда, дома тщательно проверялся слезный рассказ потерпевшего, обследовался валенок, проводился опрос свидетелей и иногда такой допрос заканчивался разоблачением и отправкой в школу на втрой или третий урок. По дороге гусеничный трактор тащит огромные сани. Они сделаны из толстых целых бревен и на них перевозят полскирды сена. Когда они пусты, мы догоняем их, цепляемся, залезаем на бревенчатые полозья, чтобы прокатиться. Это страшно и опасно. Сани скользят и болтаются из стороны в сторону, то вздымаясь, то проваливаясь, того и гляди раздавят руку или ногу, но мы все равно цепляемся, отталкивая того, кто уже зацепился, он падает, на его место лезет другой.
Цикл коротких рассказов о моем деревенском детстве… КОЛОДЕЦ. За нашим сараем у пруда был колодец. Обычный из железобетонных колец. Потом над ним поставили «журавель» и поднимали воду «цибаркой». Зимой колодец был всегда обледенелый, кольцо низкое, по колено. Отец ушел за водой. Поскользнувшись, он падает в узкий колодец вниз головой, когда «журавель» поднят. Дома не видим этого, колодец закрывает сарай. Но отца долго нет. Ему удается там внизу под водой перевернуться и вынырнуть. Потом он говорил, что внизу в воде было тепло. Он цеплялся за скользкие стенки, боясь что намокшая и отяжелевшая одежда утянет его на дно. Кричать было бесполезно. Мать бежит к колодцу. Увидев пустые ведра, сразу понимает, что произошло. Крики. Бегут соседи. Мужики тем же «журавлем» поднимают отца . С него льется вода, его трясет, холод настиг его.. Шок постепенно проходит только дома, где сначала лечение самогонкой снаружи потом – внутрь. Потом за спасение, потом за спасателей. Обошлось.
Цикл коротких рассказов о моем деревенском детстве… ВОЙНА Сугробы, сугробы. Бульдозер прорезает дорогу вдоль деревни. На обочинах он оставляет огромные по 2-3 метра высотой катушки снега. Все вместе они составляют целый город, с крепостями и ходами. Мы играем в войну, самая распространенная тогда игра. Играем среди этих катушек, окопов-дорог, сараев, сугробов. Мы не замечаем мороза. Мы спорим только, кто будет «фрицами» и кто будет командовать. Я остаюсь «русским» - уже радость. Но командовать доверили Юрке Локтионову, потому что на листе бумаги он нарисовал «карту боев». На ней точно воспроизведены все снежные катушки, дороги, сараи. Сделано это было красиво, талантливо. Были расписаны все ребята, каждому присвоено звание, оружие ит.п. Я позавидовал и огорчился, что не догадался сам сделать такую же, да и вряд ли бы у меня получилось. В тот день Юрка командовал «русскими». Отступала зима, катушки чернели и уменьшались, разрушаемые теплом и нашими войнами, и вскоре совсем развалились от «войны» и весны».. Карта устарела. Но с тех дней я всегда завидовал людям, у которых хороший, красивый почерк и которые умеют рисовать. Мне самому таких талантов Бог не дал.
В.КОРОСТЕЛЕВ Вас оглушала тишина? Вас оглушала тишина? Конечно, бывало! Представтьте себе раннее, раннее, летнее утро. Деревня, кажется, еще спит. Над прудом, над речкой и по логам висит невесомый клубящийся туман. Его отдельные хлопья, кувыркаясь отрываются, поднимаются вверх и тают, улетают, то открывая, то вновь укутывают бугры и воду. Это висит сама невесомость! Где-то за выгоном на небе начинают розоветь облака. Скоро, скоро покажется краешек солнца, которое сначала перекрасит синюю ночь в яркие блики играющего света. Деревья замерли и стоят не шелохнувшись. Еще все спит; и вода, и солнце, и деревья, и птицы. В воздухе висит звонкая, звенящая тишина. Отсутствие звуков в природе оглушает. В ушах начинает тихонько звенеть. Я даже слышу шум своей пульсирующей крови в голове. Но вот где-то вдалеке робко и тонко прокричал петух и будто испугавшись, сразу оборвал свой крик. Тот час же в разных дворах на разные голоса сначала робко, а потом все громче, запели другие петухи. Они как будто ждали, кто же первый нарушит тишину этого утра. Их пение рвет тишину, как артиллерийская канонада. В их пении особая музыка! Но тишина, эта глобальная тишина не сдается. И как только петухи умолкают на время тишина опять царствует над миром. Она становится еще ощутимее, гуще, звонче. Становится слышно, как ползет пронизывающий холодок по босым ногам, забирается к спине. Я поеживаюсь тихонько, чтобы не нарушить этот покой. И вот уже я начинаю различать десятки звуков в этой сплошной тишине. В сарае шумно вздыхает корова. Откуда доносится неразборчивый, но явно недовольный голос какой-то хозяйки, вышедшей к своей скотине. В тишину врезается оглушительный звон ведра, хлопанье дверей, скрип ворот – просыпается природа, просыпается, освобождаясь от тенет тишины, деревня, розовеет и розовеет небо. Вот уже где-то недовольно загоготали гуси, блеют овцы, чьи-то голоса, необъяснимые шорохи, масса других звуков наполняет деревенскую улицу. Пастух Антон хлопает кнутом, пробуждая какую-то корову, резво выбежавшую на улицу и еще не проснувшуюся. Он собирает свое стадо по улице, оно увеличивается от дома к дому. Тишина потихоньку уходит, улетает невесомый туман и уже ясно слышен шум водопада из широкой трубы в нашем пруду, который не был слышен еще минуту назад. Стало слышно, что происходит рядом. Деревня как будто разом проснулась. Оглушенность тишиной проходит. Уже слышно голоса хозяек, выгоняющих скот из дворов на улицу в стадо., переругивание пастуха Антона, хлопанье кнута, скрип ворот….. Мне пора собираться. Я тоже пастух и сегодня мне вместе с Антоном и стадом идти на весь день в луга, в поле, к речке. Мать уже выгнала нашу корову и овец… Пора.. Это из детства выхватывает моя память обрывки картин. Но такое зримое ощущение тишины было у меня не раз. И в армии, когда в предрассветный час стоишь часовым на посту и позже, когда военная служба щедро давала возможность не спать по ночам. Еще оглушительней бывает тишина зимой! Еще оглушительней зимнюю морозную тишину рвут утренние звуки: лопнувший от мороза ствол дерева, скрип снега, треск кустов. И меня всегда, всегда, как и в первый раз в детстве, поражало это хрупкое состояние природы, равновесие между тишиной и шумом, между тьмой и светом,. Такое же, наверное, хрупкое равновесие и между добром и злом, и между жизнью и смертью! Это оглушает! Тишина оглушает сильнее шума! И это приводит душу в восторг. Это взводит организм человека, будит его, готовит к шуму и звону нового дня. К встрече с жизнью! Вы помните это? Помните?
К У Л Ю Х А Рассказ В.Коростелева Однажды сильный пожар прошелся по деревне. Много сгорело домов, сараев, риг. Погибли люди, скот. С тех пор улица «Королевка» стала называться «Гореловкой» Сгорела и хата Акулины. Вместе с хатой сгорела престарелая мать Акулины. Хоронили погибших всем миром в один день. Отец погиб еще раньше – в японскую войну в далекой Маньчжурии. Акулина осталась одна, да еще отчаяние и слезы. Построить новую хату ей было не под силу. Ночевала у сочувствовавших соседей, днем ходила по соседним деревням попрошайничала, собирала куски хлеба, кукурузные початки, обноски, тряпки. Сельчане – кто смог отстроился заново, кто-то уехал из деревни в город, кто-то подался в революцию. Община всем миром построила для Акулина хатенку 3 на 3 метра, но с печкой, а это в деревне главное. Акулину взяли в школу уборщицей, денег не платили, но община выделяла ей немного зерна, керосина, дров, торфа. Помогали и люди, принося, ставшие ненужными вещи: то ложку, то кружку. Кто принесет старый зипун или платье. Так и жила она, пока не запылала гражданская война. Люди осатанели, стали злыми, перестали помогать Акулине, перестали подавать на улицах Опять наступили черные дни. Акулина, чураясь подруг. лежала на нетопленной печке, укутавшись в лохмотья и мечтала о красавцах-женихах, о богатых нарядах. Советская власть с ходу взялась помогать таким беднякам, как Акулина. Ей выделили землю, с которой она не знала что делать. Ей везли наряды, посуду, экспроприированные у богачей, выделяли зерно. Устроили на работу. Потихоньку, слушая под дверью школьные уроки, а потом, занимаясь дома, она научилась читать и писать.. Одна вручную она сажала свой огород, растила картошку и кукурузу, свеклу и огурцы. Молодая и симпатичная, хоть и оборванная, девушка привлекала внимание зажиточных парней. Они пользовались ее бедностью и покупали ее любовь за сало, недорогие наряды. Так у Акулины родилась дочь Валентина. Много горя она хлебнула, пока вырастила дочь и отвела ее в школу. Акулина радовалась ее успехам, утешала, когда ее дразнили «нищенкой» и «кулюхой» А потом нагрянула война и деревню на два года заняли немцы. Школа закрылась.На постой немцы расположились в хороших хатах. Хата Акулины им не приглянулась. А в школе устроили конюшню. И вновь с сумками и з мешковины через плечо Акулина с дочерью пошли по деревням. Немцы их не трогали, даже угощали Валентину шоколадом и заставляли петь и танцевать под губную гармошку. Село освободили, школу всем миром отремонтировали, но
учиться Валентина больше не пошла, она пошла туда вместе с матерью работать
уборщицей. …Много раз я бывал в хибаре моей бабушки Акулины. Тысячи мух. Какой-то запах. Она угощала меня своей тюрей Это хлеб с луком. покрошенные в воду. заправленные маслом, иногда с картошкой. По церковным праздникам была окрошка с квасом… Пройдут годы. Я не жалел ее, не понимал ни ту жизнь, что она прожила, ни ее бед и горя., ни ее бессилия. А в жизни больше всего нас давит наше бессилие, бессилие дать сдачи, что-то изменить, изменить свою жизнь. Я дразнил ее, корчил рожи, передразнивая ее, уже парализованную. У нее отнялась правая сторона тела: рука, нога. Злоба перекашивала ее и так перекошенное лицо, бессилие душило ее, она хотела что-то крикнуть и не могла, она пыталась замахнуться на меня костылем, но ее рука повисала плетью и только невидимые мне слезы катились по ее глубоко изрезанному морщинами лицу…. Мне врезались в память слова одной моей учительницы. Когда я принес не подписанный родителями дневник и сказал, что у меня мать неграмотная, учительница сурова сказала: «А почему она неграмотная? Она родилась при советской власти!» Мне стало обидно за мать. Человек, выросший в лучших условиях, не поймет того, кто вырос в худших. Считается, что стартовые возможности у всех были равны… В 70 году Акулина умрет. Меня не будет на похоронах – я буду в армии. Я ни разу не был на ее могиле. Прости меня! - наши игры были не замысловаты, играли в лапту и шары, ножички и камушки на руке, в клеп и карты, в домино и футбол, в выбивание мячом и прятки, в классики и войну.. Вот мы с братом играем в клеп. Вместо клепа ставим свайку. Это такое шило с кривым жалом для ремонта обуви. Брат дежурит в поле. Я бросаю биту - деревянную палку. Палка попадает одним концом по свайке, но не выбивает ее из-за кривизны жала. И палка вторым концом летит в лицо брата и по касательной бьет его в глаз. Крики, слезы, кровь, страх вернуться домой. Слава Богу, все обошлось. Но до сих пор холодок пробегает по спине, как вспомню тот ужас и что могло бы произойти!
- вот я уже взрослый, 10-ый класс, на велосипеде заехал за своей невестой в сельский клуб и везу ее на раме домой. Напротив Антоновых крутая горка и тропинка, по которой и одному съехать на велосипеде не просто. Тропинка кончается в русле реки. Я съезжал один, есть там и объезд мимо Егоровского колодца. Но тут показать свою удаль перед невестой, не слушая ее протестов, я не только направил велосипед с горки, но еще и крутнул педали и тут, о, ужас, я почувствовал, что слетела цепь. Велосипед понесся с горы со скоростью ветра. Он и так тут летел, а сейчас нас было двое и заданное ускорение. Мы вмиг пролетели луг, влетели в высохшее русло-ров, нас подбросило в воздух, а падали мы по очереди: сначала невеста, потом я, потом велосипед. И только встав, грязные, разодранные, в кровоподтеках и ссадинах, на меня напал страх: затряслись ноги, руки не слушались, я никак не мог разогнуть руль, надеть цепь. А скоро мы уже со смехом вспоминали это приключение. Только ощущение запоздалого страха мне придется испытать в своей жизни еще несколько раз и всякий раз я вспоминал эту горку и велосипед.. Колхоз мог рухнуть, а здесь раскинуться город Железногорск! Валентина Уварова(Сазонова): Моя бабушка, Коростелева Вера Петровна, рассказывала, чтопосле войны у них на квартире жилигеологи. Ее сын, а мой дядя, Коростелев Николай Александрович, помогал им вбурении скважин. Они говорили, что у нас в огородах по верхней дорогепланировалось проложить железную дорогу как то наискось и часть домов должныбыли снести, в т.ч. и их дом на Бесединке.
В 1962 году в Железногорск приезжал глава государства и партии Никита Сергеевич Хрущев, сам родом из Калиновки Дмитриевского района. Крестьяне не спешили на «государеву» службу: объявление в «Курских губернских ведомостях» за 1839 год: «Об отыскании крестьян, пожертвованных генералом Бахтиным в пользу Орловского кадетского корпуса, в том числе поселянина деревни Вышней Злобиной Михаила Коростелева и о высылке его в те места постоянного жительства в самоскорейшем времени, так как они состоят на рекрутской очереди.» В уездном суде в 1870 году производилось дело по жалобе однодворца Коростелева (д.Фоминка) о завладении у него капитаном Алферовым 10 четвертей с усадьбою земли. По решению суда в 1818 году Коростелеву было отказано «за неподачей после первой повторных жалоб».
Панова Валентина
|
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||
Коростелев В.А. Самые свежие! Самые лучшие анекдоты! Обновляются при каждом переключении! |
http://www.youtube.com/watch?v=Mpbsfgk-TPQ